Когда учительница из Ставрополя Т. Е. Зверева написала Горькому (в феврале – марте 1912 г.) о той радости, которую доставляют его произведения, он 13 (26) марта 1912 г. ответил ей:
«Спасибо Вам, Таисия Евгеньевна, за Ваше доброе письмо, – писателю очень важно непосредственное общение с читателем, как и вообще каждому из нас, людей, важно дружеское общение с подобными себе. Когда выйдет книжка моих итальянских «сказок», я Вам пришлю ее, в надежде, что она, может быть, даст Вам кое-какое представление о духовной жизни той страны, где Вы уже были» (Архив А. М. Горького, ПГ-рл-16-37-1).
«…внести в трудную, быстро утомляющую людей русскую жизнь немножко бодрости…» – так сформулировал сам автор установку книги во время работы над ней (Г-30, т. 29, стр. 254). А в 1919 г., редактируя «Сказки» для предполагавшегося издания З. И. Гржебина, следующим образом определил сущность их в предисловии, написанном им от «редакции».
«Имя М. Горького достаточно известно, и нового о нем ничего не скажешь.
«Сказки» написаны им в те годы – 906–913, – когда он жил в Италии, самой красивой стране Европейского материка.
В сущности своей – это не «сказки», то есть не игра фантазии человека, которого слишком утомила, измаяла суровая действительность или тяжкая скука жизни, который, утешая сам себя и ближних силой своего воображения, создает другую жизнь, более яркую, праздничную, более милую и ласковую или даже хотя бы и более страшную; эти сказки и не «выдумка» писателя, в которой скрыто поучение или притаилась резкая правда, как в чудесных, умных сказках знаменитого Вольтера, Лабулэ, Салтыкова-Щедрина и других писателей. «Сказки» М. Горького – это картинки действительной жизни, как она показалась ему в Италии; он назвал эти картинки сказками только потому, что и природа в Италии, и нравы ее людей, и вся жизнь их – мало похожи на русскую жизнь и русскому простому человеку действительно могут показаться сказками.
Возможно, что автор несколько прикрасил итальянцев, но – природа их страны так хороша, что и люди ее невольно кажутся, может быть, лучше, чем они есть на самом деле. Но и вообще – немножко прикрасить человека – не велик грех; людям слишком часто и настойчиво говорят, что они плохи, почти совершенно забывая, что они – при желании своем – могут быть и лучше.
Если всегда говорить людям только горькую правду об их недостатках, – этим покажешь их такими мрачными красавцами, что они станут бояться друг друга, как звери, и совершенно потеряют чувства доверия, уважения и интереса к ближнему, чувства, не очень пышно развитые у них. Правда – необходима. Огонь ее, закаляя крепкую душу, делает ее еще более сильной, но ведь крепких душ немного среди нас, а в слабой душе от ожогов правды появляются только болезненные пузыри злобы, ненависти, заводится чесотка раздраженного самолюбия. Кроме огромных недостатков в людях живут маленькие достоинства, и вот именно эти достоинства, выработанные человеком в себе самом очень медленно, с великими страданиями, – эти достоинства необходимо – иногда – прикрасить, преувеличить, чтобы тем поднять их значение, расцветить красоту ростков добра, которые – будем верить! – со временем разрастутся пышно и ярко.
Мы любовно ухаживаем за цветами, мы пламенно любим множество других прекрасных бесполезностей, таких же, как цветы, а вот за душой человека, за сердцем ого, – не умеем так ласково ухаживать, как следовало бы.
Надо научиться этому, – ведь человек, несмотря на всю ого неприглядность, все-таки – самое великое на земле.
Если люди знают, как они плохи, – это верный залог, что они станут лучше.
Хула на человека – нужна, но похвала ему того более необходима и, вероятно, полезнее хулы» («Известия», 1946, № 142, 18 июня).
Социально-педагогическое значение «Сказок об Италии» Горький подчеркивал и позднее. При этом он особенно часто выделял сказки о Матерях.
В ответ на просьбу редакции тверской губернской комсомольской газеты «Смена» рекомендовать те из своих произведении, которые он считает наиболее подходящими для молодежи, Горький 18 ноября 1927 г. писал: «…может быть, подойдет «Человек», «Песня о Соколе», «Буревестник»? Пожалуй, рекомендовал бы «Мать» из «Итальянских сказок». Мне кажется, что теперь перед матерями стоят новые и огромные задачи по отношению к детям и что девицам из комсомола следует подумать и над этой своей ролью в жизни. Возможно, что моя «Мать» заставит подумать над этим» (Б. Полевой и Г. Куприянов. Письма из Сорренто. Калинин, 1936, стр. 11).
Об этой же сказке Горький 11 января 1928 г. писал Н. В. Чертовой: «Читали Вы мою «сказку» – «Мать»? Это – в «Итальянских сказках». В этой поэме я выразил «романтически», и как умел, мои взгляд на женщину. Не донимайте май титул «мать» чисто физиологически, а – аллегорически: мать мира, мать всех великих и малых творцов «новой природы», новой жизни. Мне кажется, что женщина должна отправляться к свободе от этой точки, от сознания мировой своей роли» (Г-30, т. 30, стр. 62). О глубоком философском смысле образа Матери и в «Сказках об Италии», и в повести «Мать», и в других произведениях, развивающих эту сквозную в творчестве Горького тему, говорится в его письме к М. Шкапской (январь 1923 г.): «…женщина – Родоначальница, и в деле строения мира приоритет за нею. Здесь речь идет не о «Прекрасной Даме», Энойе и прочем в этом роде, что является уже производным, частностями, тут говорится о Судьбах, о «Матерях» Гёте, о той глубине, которую скорее чувствуешь, чем понимаешь ‹…› Мир населен вашими детьми – не смейте трогать их, не смейте бессмысленно уничтожать. А детей – хотя бы это были Толстые, Достоевские и вообще так называемые «великие люди» – Вы, Мать, имеете законнейшее право отшлепать, если они дурят безобразно» («Работница», 1968, № 3, стр. 1).